Приёмнородительское. Почему не детский дом.

Для меня эта тема - очень важная. Потому, что я изнутри знаю, как это работает и что получается на выходе процесса. И, когда я слышу от людей в каких-то, не угрожающих жизни ребёнка, случаях - " в детском доме - и то лучше бы было" -  я понимаю, что человек, сказавший это, совершенно не понимает, о чём речь.

  К сожалению, я совершенно не обладаю способностями к писательству, у меня никогда не получалось ( и, судя по возрасту - уже никогда и не получится) выражать свои мысли точно и кратко. Как правило, то, что я пишу, читабельно только для людей с большим терпением, и ( или) - с большим интересом к теме. 

  Но - мне очень нужно рассказать как можно бОльшему количеству людей, что именно воспитывает государственная сиротская система воспитания и призрения вне семьи. Вдруг от кого-то из прочитавших будет когда-нибудь зависеть - попадёт ли в эту систему их , к примеру, дальний родственник. Или - по долгу службы - придётся принимать решение о помещении ребёнка в семью к старой уже бабушке - или в сытый и весь в спонсорах столичный детский дом..Чего только не случается в жизни!

Вот , что я об этом знаю:

      Человеческая личность в сиротском доме деформируется настолько, что говорить о том, что человек будет здоровым психологически, даже не приходится.

   Можно перечислить эти травмирующие ситуации:

   это отсутствие любящего взрослого, серьезных привязанностей, защиты и утешения, это и агрессия таких же детей, которые вымещают на слабых ровесниках то негативное, что переполняет их самих. 

    Но, пока ребёнок всё ещё находится " в системе" - это никому со стороны не видно. Ребёнок вполне себе может быть весёлым, выглядеть счастливым, особенно, пока волонтёры ещё не ушли..

    Но вот когда это изломанное существо теряет еще и мир, который стал ему привычен — детский дом, он оказывается в ситуации человека, которого выбросили в совершенно незнакомом месте без близких людей, без помощи и без умений, которые в этом месте необходимы.

    Насколько имеет шансы выжить на необитаемом острове человек, который владеет навыками, допустим, постройки жилища, разведения костра, приготовления пищи, рыбалки, который пусть даже только прочел «Таинственный остров» Жюля Верна и сходил в детстве с отцом в поход? И какие шансы на выживание имеет 16-летний подросток, который никогда не читал Жюля Верна, не имел даже крошечного опыта не то что похода с родителями, а даже просто общения с ними?

   Вот приблизительно такая разница между детьми, которые выросли в семье, где всю жизнь накапливали необходимые знания и умения, и ребенком из детского дома, который оказался лицом к лицу с незнакомым ему обществом.

   Он должен как-то взаимодействовать с ним и делать какие-то вещи, которые ему были совершенно не известны в интернатской жизни. Никакие классы домоводства, в которых девочек учат варить суп один раз в неделю, не заменят живого участия в бытовой деятельности семьи в течение целого детства. Какая разница между этими 40 часами домоводства по сравнению с 15-ю годами детства? Какую ценность как хозяйка и как мать имеет девочка-выпускница интерната по сравнению с девочкой, которую вырастила любящая мать? Эта «домашняя» девочка рядом с мамой постигла все азы хозяйствования, училась готовить лет с 10, огромное количество раз вымыла посуду, пол в своей комнате, помогла родителям сходить в магазин, поиграть с младшим ребёнком, пусть и с племянником только, разобрать покупки… И что испытывает выпускница интерната, когда она впервые в жизни по книжке пытается приготовить этот самый суп или испечь пирог? Или - оказывается с малышом, заботиться о котором даже не представляет, как/

 То, что получает ребенок в течение детства в семье, не ограничивается только бытовыми вещами. Огромное количество коммуникаций, взаимодействий, которые происходят каждый день, касаются всех видов социальной жизни людей. Даже если домашнего ребенка родители никогда не взяли с собой на работу, то они каждый день хотя бы что-то об этой работе рассказывали друг другу, и ребенок таким образом учился и позитивным, и негативным взаимодействиям. Очень часто основы конфликтологии преподают именно родители, причем независимо от того, насколько хорошо или плохо они умеют решать конфликтные ситуации. Ребенок — достаточно разумный человек и далеко не всегда повторяет модель родительской семьи, некоторые дети, видя какие-то негативные моменты, как раз стараются сделать работу над ошибками и избежать их в своей жизни, что тоже очень ценно. То есть можно говорить о том, что семья, которая несет даже и негативные моменты ребенку, все равно полезнее в отношении его социализации, чем сиротское учреждение.

     Еще один аспект. В течение всей жизни ребенка в интернатном учреждении к нему относятся совершенно не так, как относятся к ребенку из семьи. Почему-то считается, что проявление милосердия к детям-сиротам — это разовые посещения, развлекательные мероприятия, огромное количество подарков к таким праздникам, как Новый год. Все это выражается в материальных подношениях. Одно дело, когда домашний ребенок получает кулечек конфет и знает, что его купили родители на заработанные деньги. Совсем другое, когда подросток в интернате получает не один, а пять подарков от волонтеров или от управления образования, каждый из которых ему дается как заслуженная им компенсация за сиротство. В результате такой жизни, в которой отсутствует реальный физический труд и присутствует абсолютная изолированность от социума, выращиваются люди, которые к моменту выхода из интерната или детского дома уверены в том, что общество им должно за то, что у них нет родителей.

Итак. Ребенок вышел, у него есть очень скудные деньги («сиротское» пособие), которыми он никогда самостоятельно не распоряжался и не умеет это делать, он не приучен никаким образом себя обслуживать, зато хорошо знает, что он сирота, а значит, имеет право на бесплатный мак-дональдс, много подарков к празникам и увеселения.

     Он оказывается в общежитии того учебного заведения, куда он поступил, где уже нет повара, прачки, уборщиков, а есть ребята, которые приехали из дома. Домашние ребята распаковывают свой багаж, знакомятся, занимают постели, начинают устраивать свой быт, а ребенок-сирота ждет, когда за ним уберут, когда его покормят, и это продолжается из раза в раз.

    Получив свое пособие, он видит в этих деньгах вещественное выражение вожделенного сотового телефона, например, или брендовой одежды, и это он покупает тут же. Дальше целый месяц денег нет, питаться как-то нужно, и он твердо уверен, что, раз он сирота, его должны накормить.

    Если это продолжается довольно долго, то рано или поздно домашние дети начинают сторониться этого парня, и очень быстро он становится изгоем. В какой-то момент он предпринимает попытки что-то сделать, но что он может сделать, если никогда этого не делал? Он, может, и убирал за собой, но только тогда, когда отдавалась команда воспитателями делать это. Его ровесники в общежитии этого ему не говорят. Если его не заставляют, он совершенно спокойно может сесть к компьютеру, и к чужому в том числе, и проиграть целый вечер вместо того, чтобы убрать. Он, конечно, может и сказать себе, что он уберет попозже. Но ведь для этого нужно волевое усилие, а воспитанием и развитием в подростках волевых навыков и умений интернат не занимается. Детям просто негде тренировать волю. Они не имеют возможности каким-то образом себя преодолевать.

Почему-то считается, что дети, которые находятся в системе, должны испытывать исключительно положительные эмоции, их нельзя никаким образом заставлять что-то делать помимо их воли, и это может продолжаться все детство. А потом человек, который не умеет себя заставлять, оказывается один на один с жизнью. Трудовые и волевые навыки не сформированы, обслуживать себя он не умеет и не имеет ни малейшего понятия о здоровом отношении к себе и своему организму. Немного о последнем. У ребенка в интернате не всегда есть возможность съесть свою порцию. Это всем известно. Если персонал ворует, это значит, что ценных продуктов, например, мяса, т.е. белка, попадает детям на стол значительно меньше нормы. За счет кого это компенсируется?

    Самые старшие и самые сильные, чтобы стать сытыми, возьмут у слабых и младших. Из ужина, например, состоящего из каши с котлетой, ребенку достается только каша. И той немного. Из полдника, где есть глазированные сырки, сырки доходят далеко не до всех. И это происходит не один раз, а систематически, потому что желание утолить голод у старших и сильных возникает тоже систематически. Что делает младший и слабый? Добирает хлебом, который в интернате всегда есть в доступности. В результате у ребенка помладше и послабее чувство голода непроходит, развитие ниже среднего, мозг тоже страдает.

    Каким вырастает тот, кто забирал котлету? Как правило, он пополняет криминальный мир. Это человек с очень высокими требованиями к жизни, с довольно серьезными амбициями. Ребенок, научившийся забирать еду у слабых, как правило, забирает не только ее. Те подарки, которые дети получают от спонсоров, а особенно то, что привозится из-за границы, тоже ими забирается и используется, если это, например, сотовый телефон, или обменивается на сигареты и пиво, если это то, что не представляет для него интереса.

    К выпуску — это человек, который не умеет считаться с другими людьми, не умеет трудиться, не умеет рассчитывать бюджет, не умеет учитывать необходимые социальные выплаты и который при этом считает, что он имеет право на все лучшее, что существует. Он ищет пути приобретения этого лучшего и очень часто находит их именно криминальным образом.

    Тот, у которого забирали котлету, приходит в то учебное заведение, в которое он поступил, и ест все, о чем он мечтал все эти долгие годы, первые три дня после получения денег на месяц. В первый день это и для себя, и для всех, кто рядом, — дети в интернате очень любят угостить всех, чтобы купить любовь и расположение. Для всех пир горой — с деликатесами, сладостями и выпивкой. Потом денег, разумеется, не остается. Дальше человек 27 дней голоден, ходит и побирается по комнатам в общежитии. 

    В результате, в жизнь из сиротской сисетмы выходят люди, либо имеющие завышенные требования к жизни, окружающим и не готовые ни к какому труду, либо люди, глубоко травмированные, как правило, ненавидящие и жизнь, и людей за свои несостоявшиеся надежды. Есть очень много вариантов еще, ни один из них не бывает благополучным. 

    Относительно благополучными бывают только те варианты, когда у ребенка в системе образовывается некий суррогат семьи, например, полюбила тетя повар, или нянечка, или вахтер, и стала каким-то образом выделять ребенка, и ребенок почувствовал взрослого, которому он небезразличен и интересен.

     Если появляется взрослый, который начинает проявлять к ребенку неподдельный интерес: беседует с ним, учит его жизни, ругает за плохую успеваемость, например, т.е. ведет себя по отношению к ребенку родительски, то ситуация немножко выправляется. Эти случаи помогают, если они длительные, несколько лет минимум, и со всем спектром родительско-детских отношений. .Но это очень малый процент.

    Вывод: никаким образом детей, выросших в системе, невозможно никакими постинтернатными учреждениями реабилитировать к обычной человеческой жизни. Это психологическая инвалидизация человека до полностью нерабочего состояния. Единственный способ каким-то образом социализировать ребенка, который остался без родителей, — это поместить его в семью, любую замещающую семью.

    По статистике, как правило, социализируется из выпускников сиротских учреждений не более 10 процентов. 90 процентов — это дети, которые взрослыми становятся преступниками, алкоголиками, наркоманами, бомжами. Это девочки, которые не нашли иного способа зарабатывать на жизнь, кроме как продажей своего тела. Это не нашедшие своего места в жизни люди, которые начинают бродяжничать и скитаться, это самоубийцы и люди, погибшие по причинам невозможности адаптироваться к жизни.

  А 10 процентов адаптировавшихся — это не "10 положительных процентов" системы сиротского призрения. Это те дети, которые либо очень поздно пришли в систему и успели получить достаточный багаж в семье, либо это дети, которые каким-то образом вышли из системы, найдя того самого значимого взрослого, который остался в их жизни и потом.

   Поэтому для меня слова " в детском доме - и то было бы лучше" - возможны исключительно в случае прямой непосредственной угрозы жизни ребёнка.